В сентябре 1608 года началась осада Троицко-Сергиевой лавры войсками Лжедмитрия 2-го. Вот один из эпизодов: В конце октября после допроса пленного польского ротмистра Брушевского стало известно, что поляки ведут подкоп под стены. Страшная весть не поколебала мужества защитников обители. Они стали принимать все возможные меры, чтобы предотвратить взрыв и разрушение стен. Вскоре удалось установить место подкопа, направленного к Пятницкой башне. 9 ноября подкоп был взорван. Во время этой вылазки крестьяне Шилов и Слота из монастырского села Клементьева совершили подвиг самопожертвования, вошедший в историю: ликвидировав подкоп, сами они погибли во время взрыва. Этот день был очень удачным для осажденных. Во время вылазки им удалось также захватить несколько вражеских батарей. По свидетельству монастырского келаря Авраамия Палицына, враги потеряли в тот день 1500 убитыми и 500 ранеными. Среди защитников потери были значительно меньше: 174 убитых и 66 раненых10. Победителей встречали торжественным колокольным звоном. Рассказ о подвиге героев и их имена записан на стене Лавры около центрального входа.
Поэт и правительница12 февраля 1550-го года 150-тысячное войско Московского царя Ивана Васильевича подступило к Казани. Несколько дней продолжался артиллерийский обстрел, после чего полки будущего тирана начали приступ. Имея двукратное превосходство, наступавшие шаг за шагом теснили защитников города. Казалось, стены вот-вот подут, и осаждающие ворвутся в город…В этот критический момент на стенах среди защитников появляются два человека: правительница казанского края Сююмбике, в доспехах и с саблей в руке, и верховный муфтий города Мухамеддьяр Бу-Юрган. В его руках было зеленое знамя Казанского иля. По словам очевидца, «урусы были так близко, что, казалось, могли схватить их раками…»но этого не случилось, напротив, осажденные воспряли духом. Многие женщины, по примеру Правительницы, взялись за оружие и поспешили на помощь оборонявшимся. Приступ был отбит, и вскоре поредевшее московское войско отступило. Что же известно нам об этих необычных людях, регентше при малолетнем хане, и поэте-мулле (а для посвященных-главе суфийского ордена эль-Хум),силою Судьбы сведенных на стенах обреченного города, который погибнет через 2 с половиной года, предав любимую народом Сююмбике? Мы еще вернемся к событиям зимы 1550 года, а пока по крупицам попробуем собрать все известное о них. Так уж построен был курс школьной истории, что мы ничего почти не знаем о средневековых государствах, существовавших на территории нашей страны, поглощенных неудержимым ростом Московского княжества. Еще меньше знаем мы о правителях этих государств, тем не менее, среди них встречались выдающиеся исторические личности. Одна из башен Казанского кремля носит имя Сююмбики - правительницы Казанского ханства в 1549-1551 гг.Башня же была построена в начале 18-го столетия. Почему же народная память сохранила имя царицы и связало его с этой башней красивой романтической легендой? Сначала вспомним, что Казанское ханство родилось из Волжской Булгарии в середине 15-го столетия на территории современных республик Татарстан, Мари-Эл, Удмуртии, Башкортостана, Ульяновской, Самарской, Кировской областей , население его вело оседлый образ жизни, занималось земледелием и торговлей по Волге. Имело сильную армию, успешно противостоявшую Московскому войску на протяжение почти столетия непрерывных войн. Считалось, что Казанский иль (провинция) входит в состав Единой Булгарской державы- Булгар йорты, вместе с современным Башкортостаном и окрестными областями и республиками, но власть верховного правителя, сеид-эмира, была часто лишь номинальной. Провинции отделялись, вступали между собой в союзы, устанавливали связи с соседями-с Москвой, Ногайским, Астраханским и Крымским ханствами, воевали между собой… Остались многочисленные памятники культурной и духовной жизни ушедшего ханства, но вот история его известна лишь по русским летописям. Считается, что древние булгарские и казанские летописи сгорели при взятии Казани войсками Ивана Грозного в 1552г.Однако автор Казанской Истории Иван Глазатый, писавший ее уже после завоевания, ссылается на них в своей работе. Значит, не все так просто –мы можем предположить, что они стали неугодны составителям родословных новой царствующей династии, старавшимся отмежеваться от восточных корней и изобретших в предки царям варяга-Рюрика. И лишь в конце 1990-х появился перевод некоего свода древнебулгарских летописей, составленный в 1682 году по заказу имама Джагфара -т.н. «Джагфар тарихы».И сразу же был объявлен подделкой, в общем-то, лишь на том основании, что переводчик заменил все даты с традиционного для мусульман летоисчисления от Хиджры на современный Григорианский календарь. Между тем существуют неоспоримые доказательства подлинности отдельных частей ДТ (например, находка рукописи Аль- Гранати в Мадриде в 1955г).Многие современные историки также ссылаются на ДТ в своих работах. Одна из частей ДТ приписывается нашему герою-известному поэту середины 16-го столетия Мухамеддьяру Бу-Юргану, сыгравшему немалую роль в судьбе казанской царицы. На его «Историю Казани» мы и будем ссылаться в нашем исследовании, текст, выделенный курсивом, цитируется по «Джагфар Тарихы». Конец 15-го столетия в истории Казанского ханства характеризуется как «Период Московского протектората»-местная элита в борьбе за власть охотно призывала Московскую армию и взамен исполняла волю Великого князя. В ходе очередного переворота в 1487 году казанский правитель Ильхам был смещен и отправлен в ссылку на Белое озеро вместе с молодой женой Саулие.Ильхам не пережил ссылку, но Саулие, сохранившая в течение 14 заточения лет верность исламской традиции, была вызволена усилиями брата Халиля, Мухаммед-Амина-губернатора Казанской провинции. В 1501 году Мухаммед-Амин въехал в Казань. Урак (известный военачальник)ока- зал ему при этом поистине канские почести, что покоробило и насторожило Бураша (сеид-эмира). Тревогу сеида вызвало и то, что улуг- бек вызволил из московской ссылки жену Ильхама Саулию — дочь Габдель-Мумина. Матерью Саулии-бики была тетка шаха Бабура, дочь джагатайского эмира от наложницы — уз- бечки Гюльджихан. От нее у Мухаммед-Амина родился в 1502 году сын Мо- хаммедьяр, известный и под именем Бу-Юрган... Когда я по- сетил шаха Бабура, я напомнил ему о нашей родственности. В ответ он обнял меня и велел называть его дядей, сразу развеяв слухи о своей всегдашней суровости... Он одобрил мои стихи, а одна газель о моих скитаниях вдали от родной Казани, ко- торую я написал под влиянием шейха Камала, и поэтическое письмо отца брату Габдель-Латыфу «В чем сила родства» вы- звали у него слезы... Родители должны были скрывать появление наследника (в его жилах текла кровь как древних Булгарских правителей-Ашрафидов, так и Чингисхана и Тахтамыша)и отдали его на воспитание в другую семью Мусы ибн Мухаммеда под именем Шейх Гали. В 1510м году из Крыма приехала мать мухаммед-Амина, царица Нур Салтан, и на будущий год, возвращаясь к себе, увезла внука (с разрешения сеид-эмира) в Крымское ханство, занимавшее весь юг Укра- ины, где Мухаммедьяр прожил четыре года — возможно, самые безмятежные и счастливые в его жизни.Это были годы учебы, а особенно мальчик любил историю, были встречи с поэтами, приезжавшими из Турции, Персии и других стран. Но подрастающий наследник не выпускается из поля зрения правителей, и вот в 1515 году Самн-Юсуф возвращает его на родину- чтобы отправить послом в далекую Персию А Всевышний даровал Мухаммед-Амину любовь к Булгар- ской земле, мудрость и удачливость на войне, благодаря чему была его мирская деятельность плодотворна и Держава наша долгое время наслаждалась миром и процветала. Даже Юсуф не мог не признать этого и присвоил Мухаммед-Амину, вслед за Ильхамом, титул братьев и детей сеидов — «эмир»... Но когда мне исполнилось 13 лет, страшный недуг поразил отца. И была болезнь усугублена тем, что хан, против своей воли, отправил меня с посольством в Персию, где пробыл я 25 лет и где по памяти стал писать свою «Казанскую историю». Благодаря отцу и тетке, я ни в чем не нуждался там и пользовался особым расположением шаха и мудрейших из его окружения... А я думаю сейчас, что высылка моя произошла под давле- нием сеида Юсуфа, который опасался перехода власти отца в мои руки. Ведь став казанским улугбеком, я мог бы претендо- вать на власть и над всей страной, ибо являлся Ашрафидом по линии матери. Меня, в силу моего высокого происхождения, всю жизнь подозревали в стремлении к власти, хотя был я со- вершенно равнодушен к ней, подобно Юргану. Утрата возмож- ности приобрести власть нисколько не огорчила меня, но я был оскорблен тем, что это произошло не по моей воле. От досады я дал тогда обет безбрачия — и напрасно еще более огорчил отца. Ведь когда он сообщал мне о необходимости отъезда в Персию, то я видел, что ему очень тяжело и он глубоко переживает собс- твенное и мое унижение. Бедный мой отец! Ему пришлось уме- реть, не видя меня — своего сына. Бедная моя мать! Не выдер- жав жестокой разлуки со мной, она угасла вскоре после отца... О возможном наследнике вспомнят через 6 лет, после очередной смены власти Тут уж Саии-Юсуф вспомнил обо мне и вознамерился поставить меня улугбеком Казани вместо крымца. Получив из- вестие об этом, я возликовал, ибо совершенно истомился в Азер- байджане, где единственной моей обязанностью было присутс- твовать на шахских приемах в качестве «булгарского шахзадэ Шейх-Гали» для придания им большей важности. Но тетка моя, участвовавшая в свержении Шах-Гали, и, разумеется, Мансур были против моего возвращения в Булгар. Тетка прямо написа- ла мне об этом, утверждая, что если я ее не послушаюсь, то буду убит в Казани, как любимец сеида. Вскоре я получил внезапно богатые дары от крымского хана, данные мне явно по ее совету, и понял, что ее в действительности беспокоило... Кроме этого, Мансур, опасавшийся моего самовольного возвращения, послал шаху необходимые ему пушки вместе с сыном Биктимера (известный пушечных дел мастер) Байгарой и попросил его взамен лишь не выпускать меня из Азербайджана. Шах был так доволен да- ром, что не только выполнил просьбу эмира, но и послал ему в ответ набор шахских одежд, доспехов и оружия... Между тем в Казани продолжали меняться правители, совсем не по своей воле, и жениться им приходилось часто тоже не по своей воле. В 1533 года молодой хан (улугбек) Джанали женится (с одобрения Москвы) на дочери влиятельного Ногайского князя юсуфа Сююмбике, которой было тогда 13 лет. Через два года, в результате очередного переворота, она овдовела. Правителем становится представитель крымской династии Сафа-Гирей, который взял вдову своей (третьей -?) женой. Янчура же упросил сеида отдать овдовевшую Сююнбику в жены Сафе, и бика была вполне довольна этим, ибо хан был настоящим мужчиной и страстно полюбил ее Интриги продолжаются, Гаухаршад, сестра Мухаммед-Амина, пытается подчинить через Сююмбику своему влиянию нового хана, но когда убедилась в тщетности своих планов, решает отравить непокорную дочь приволжских степей. Но заговор был раскрыт, и из жизни пришлось уйти самой Гаухаршад. А Сююмбике, чудом избежавшая смерти, отправляется в хадж.дорога лежит через владения Персидского шаха, и она обращается за помощью к послу Булгарии в Персии.Взамен начинающий поэт просит лишь помощи в возвращении на любимуюю родину.. Сююмбика помогла мне вернуться, и приехал я в свой родной Шахри Булгар под именем Бу-Юргана — с тысячью связок собранных мною книг и без единой монеты в поясе. Дочь Юсуфа, как Зу- лейха, согрела огнем своей любви мою остывшую на чужбине душу и покупкой всей моей биб-лиотеки дала мне возможность жить безбедно и независимо. Она же добилась разрешения на выделение мне в Ханской части Казанского иля небольшого владения, где я с удовольствием отдыхал от мирских дел и до- писывал свою историю... Наконец, Сююмбика вернула мне мою библиотеку в качестве дара, а я подарил ее казанскому дому наук «Мохаммед-Аламия», в которой некогда учился. Я сам передал свое собрание имам-хатыбу Шейх-Касиму со словами: «Я вверяю Вам тысячу моих жен и дочерей». А «же- нами» я назвал книги великих сказителей исламского мира, а «дочерьми» — свои собственные произведения. Шейх-Касим простил мне мою вольность, ибо при виде трудов великих Его глаза расширились, Его руки затряслись, И все остальное в мире Потеряло для него всякий смысл... Отец еще в 1482 году совершил хадж и всю жизнь пос- ле этого ставил звание хаджи выше всех мирских титулов. Я же совершил свой хадж во время пребывания в Персии и повсюду встречал людей, с уважением говоривших об отце и о нашей Булгарской Державе. И это сильно утешало меня на чужбине... Отец хотел вернуться из хаджа через Хорезм, но персид- ский шах не позволил ему этого, ибо опасался ухода с ним Перед смертью отец передал половину своего состояния братству «Эль-Хум», и я, по возвращении, поступил также и был избран братьями их сардаром. На родине …Столько хочется рассказать из поведанного в стране поэтов-Персии. Отстранившись от политики, Мухамедьяр служит смотрителем при усыпальнице своего отца-и пишет, пишет, пишет… на родном языке, для своих учеников и друзей пишет он наставление «Дар Мужей» Мотивы и сюжеты, привезенные из далекой Персии, перекладываются на родной язык-тюрки Если совесть не велит мне слово взять, Лучше уж в глухом молчаньи пребывать. В этом городе поэтов всех не счесть, Стар и млад – поэты, сколько их – Бог весть! Лучше буду в положеньи прежнем я, И от «критиков пера» укроюсь я». А душа: «Эх, глупый олух, ты пойми! Бога дар тебе предложен, ты возьми! Ты в речениях своих мед источай И стихию слов в зиндан не заточай. С сердцем закаленным встань на этот путь И надеть доспех джигита не забудь!» А душа мне: «Бог тебе пусть силу даст! И над лжепоэтами победу даст! Тот хорош, кто слов алмазы раздает. Он, согласно древним, в чистоте живет». «Что ж, - сказал я, – ты, душа, весьма права». И вознес Творцу покорности слова. Тебе, Богу, все известно – без границ! Уповаю на тебя, простершись ниц. Честь моя пускай останется при мне, Люди же – с участьем молвят обо мне Бог, прими молитву, милость соизволь, Мне же эту книгу написать позволь! Я служу, как должно дервишам служить, И готов я свои вирши предложить. Жемчугов крупинки, что в душе сберег, Нанизал пером я на шеренги строк. Ни одной крупинки я не проронил, Выбрав лучшие, к писанью приступил. Язык книги – знают все – «тюрки»1 зовут. Посвятил я падишаху этот труд. Что ж, теперь настало время, грянул час: Имя книги назову я вам сейчас. Я решил ее «Нур-и судур» назвать; Каждый, кто ее возьмется прочитать, Пусть в молитве проведет немало дней! Пусть она до Бога долетит скорей Что до даты – девятьсот сорок восьмой, День двенадцатый во Мухаррам святой2. В граде булгарском Казани3, у ворот, – Что ни день, толпится там честной народ. Мухаммед - Эмина4 там могила, я Верный муджавир5 при ней, мои друзья. В 1542 году появляется поэма-наставление» Свет сердец» (Нур-и-судур) Глава первая, в которой говорится о справедливости Я начал повествованье свое тем, Что о шахской доброте напомнил всем. После речь пойдет о милосердии, о щедрости, о стыдливости (совестливости), о терпении ,о верности слову, о прямоте и правдивости, о молчании, о прощении …-прекрасная поэма, актуальность которой не сгладилась за прошедшие века. В этом же году случилось еще одно значимое событие: В 1542 году Сююмбика попросила кара-муслима Искан- дера нарисовать меня с ней, дочерью и ее воспитательницей — вдовой Аталыка Халимой. Искандер, рисовавший до своего пленения лики христианских богов, помолился и нарисовал нас так чудно, что я уговорил его нарисовать такую же карти- ну для меня. После утверждения Сююнбики он нарисовал по ее заказу для Кул-Ашрафа Ханский Двор с воинами на стене и над ним — Бараджа, месяц и звезды. Среди звезд я сделал такую надпись: Пусть ведает наш менла и кан Ядкар, Что храбрые газии Шахри Газана Во главе с ханом, уланами и мирзами Без всякого сомнения Отдадут свои жизни И жизни своих жен и детей За то, чтобы незыблемы были на земле Булгарская Держава — оплот ислама, Шахри Газан — оплот Булгара, Законы и обычаи булгарских мусульман... Копия этой картины, сделанная неизвестным художником в 18-м столетии, дошла до наших дней. Некоторые исследователи полагают, что на картине изображен сын Сююмбики и Сафа-Гарая Утямыш-Гарай.Ребенку на картине около 7 лет, т.е она ддолжна была быть написана около 1553-4 гг.Трудно поверить, что тиран мог позволить ссыльной правительнице встретиться с сыном. В 1545 году Сафа-Гарай решает стать независимым от власти сеид-эмира правителем Казани.Его изгоняют, он бежит в Астрахань, возвращается с ногайским войском, отступает, но вскоре его все-равно возвращают на трон.Снова читаем «Историю Казани» продолжение следует...
Снова читаем "Историю Казани" Мухамедьяра Бу-Юргана Воспользовавшись тем, что Ядкар ( сеид-эмир Болгар Йорты) никак не мог заставить сына Гали и дочери Мал-Нарыка... Мохаммеда отправиться для взятия Казани из рук Шах-Гали, Бибарыс вызвал Сафа- Гарая в Казань и с 200 казанских и арских казанчиев (представителей профессионального воинского сословия) приска- кал к столице иля из своей крепости Сайф-Кул. Шах-Гали (в русской транскрипции-Шигалей, Касимовский хан на службе Московского царя), не желая сталкиваться с арскими казанчиями, поспешно по- кинул Казань. Чуре (губернатор Симбирского иля) пришлось уйти вместе с ним, ибо все его надежды без хана рушились. Галикай 9руководитель крестьянского восстания) переправил их через Кара-Идель (Волга до слияния с Камой) под носом Ак-Балыка (командующий ханским флотом), не желавшего связывать- ся с повстанцами. Испуганные тазикбашцы (район Казани) открыли воро- та Казани, и довольный Бибарыс вступил в город, в котором не осталось ни одного кыпчакского мурзы. Вскоре подъехал Сафа-Гарай, но тут возникла неприятная заминка: для под- нятия его на улугбекский трон требовалось разрешение Аш- рафида(династия, представители которой периодически приходили к власти). Тогда Сююмбика слезным письмом вызвала меня из моего аула Бу-Юрган в Казань, где престарелый Шейх-Касим провозгласил меня сеидом и дал мне возможность назначить Сафу казанским улугбеком от имени Ашрафидского дома. Все это представление я выдержал только ради моей драгоценной Сююнбики, которой я не мог отказать в таком пустяке... При этом я дружески предупредил хана о необходимости уладить конфликт с Ядкаром во избежание всяческих осложнений, но тот не внял этому совету. Более того: Сафа тут же казнил попавшихся в руки Бибарыса улугбека Чуру и Кадыша, чем поставил себя вне закона. Хан попытался поправить свое по- ложение войной с неверными, но без Янчуры его действия были жалкими и малоуспешными... Более того — зимой 1549 года, когда 100 тысяч русских внезапно появились под Каза- нью и осадили ее, Сафа опять позорно укрылся в Ханском Дворе, и город был спасен лишь мужеством 4 тысяч казанских ополченцев и кавэсцев и ударами по осаждающим из Арского леса улугбека Арского иля. На неправедном пути друзьями хана стали непорядочные люди. Так Нур-Гали получил место своего отца Булата в обмен на пе- редачу Сафе своего дворца... Желая подсластить своим юлдашам горечь поражения, хан попросил Япанчу увеличить размер своего пожертвова- ния. Бек на этот раз отказался и вместе с Исламом перешел в ряды сторонников сеида. Оба, желая загладить свою вину перед Ядкаром, пообещали ему покончить с Сафой в слу- чае получения ими его прощения. Сеид простил беков, и их люди вскоре отравили хана. Узнав о кончине Сафы, Ядкар изрек: «По воле Всевышнего он сам вынес себе смертный приговор». Но еще быстрее его слов до нас дошло его войско — тысячный отряд сына Гали Мохаммеда, незамедлительно занявший гору. Бибарыс удалился в свою крепость, а сардар крымцев Кучак присоединился к черемшанцам с 4 тысячами юлдашей. Я же лично отправился к Кул-Ашрафу в Корым- Чаллы просить, чтобы он поставил казанским улугбеком сына Сафы и Сююнбики Утямыш-Гарая и передал власть в иле до его повзросления Ильчи-бике Сююнбике [Глава 11] Как Сююмбика служила кану Кул-Ашрафу Ядкар (Ядкар Кул -Ашраф Артан) был очень тронут моим приездом, по достоинству оценив мое доверие к нему. Узнав о моем желании отказаться от титула казанского сеида, взятого в чрезвычайных обстоя- тельствах в целях подчинения Сафы Чаллам, он сказал мне: «Я оставляю тебе этот титул, ибо решил оставить за собой лишь титул «менла...» Он согласился удовлетворить мою просьбу и велел мне же утвердить Сююнбику с сыном на трон казанс- ких улугбеков... Она сама вместе со мной отправилась в Черемшан, что- бы поблагодарить Ядкара за честь, ей оказанную. Мы заста- ли менлу в Алабуге, где он проводил праздничное моление... Обычно сдержанный в проявлении своих чувств Кул-Ашраф, получив ее подарок — рисунок Искандера с моими стихами — пришел в сильнейшее волнение и спросил о ее пожелани- ях. Бика на это сказала, что все ее мечты сбылись и она мо- лит кана лишь о прощении Ак-Балыка. Это прощение менла дал незамедлительно, и салчибашы (адмирал) тут же явился в Алабугу и принес повинную... На его корабле Ядкар вместе с нами пере- правился в Яр Чаллы, где освятил построенную сыном инала (градоначальника) Васыла Атнабеком мечеть. Ее в народе так и стали называть «Атна-джамиг»... Потом мы отправились в столицу. А в Сеидовом Дворе располагаются, помимо прочего, мечети «Габдель-Мумин» и «Гюлли». А «Гюлли» была пос- троена позднее — так, что ее стена стала частью ограды, а один из двух минаретов мечети «Габдель-Мумина» — ее минаретом... Сююмбика-хатын велела построить для нее свой минарет за чертой ограды, но дело это еще не кончено так же, как и со строительством Ханской мечети у башни Ельбеген. В тот год улубий Исмаил (из Ногайской орды) вломился в пределы Державы и выбил брата Юсуфа из Каргалы, где тому разрешили лето- вать. Атна с двумя тысячами джигитов немедленно отправил- ся на место происшествия и выбил Исмаила вон, став извест- ным под прозвищем Каргалый. При этом бек ради Сююмбики пощадил ногайцев и позволил им уйти за Джаик, хотя мог бы положить их всех. Сююмбика, узнав об этом, подарила ему... тафсир Корана, а его жене — свои украшения... А Ак-Балык, счастливый добытым ему прощением менлы, построил для нее чудесный корабль... со стеклянным домиком посредине, из которого она могла смотреть во все четыре стороны... На кораблях салчибашы мы вернулись в Казань, где Сю- юмбику ожидало тяжелое правление илем. Несмотря на то, что Ядкар назначил Кучака сардаром казанского алая, 5 тысяч крымских и азакских юлдашей не вернулось на службу кану и ушло в Алат (район казанского иля, где сосредотачивались противники хана, обращавшиеся за помощью к Москве0. Когда гнусная толпа «бетле татар» (алатцы) появилась в виду города, «Тюмэн Йорты» (магистрат) зашатался и обна- ружил желание сдать город мятежникам. Тысяча казанских стрельцов и три тысячи крымских юлдашей, высланных на- встречу алатским ворам, были разбиты вследствие измены их военачальника Ак-Мохаммеда и двух сыновей Кучака... Все стрельцы были убиты либо в бою, либо в плену, а юл- даши перешли на сторону «бетле татар». Мы остались лишь с тысячью черемшанцев бека Мохаммеда, тысячью юлдашей улана Кучака и тремя тысячами кавэсцев. Растерянная Сю- юнбика пришла к воротам Сеидова Двора и пала перед ними ниц... Я, выйдя, поднял ее и дал ей свое ходатайство о даро- вании воли и земли казанских казанчиев и мурз игенчеям и об уравнивании прав тазикбашцев и мелких хозяев. Воспря- нувшая бика тут же велела издать свой указ от имени сына, начинавшийся словами: «Это слово казанского улугбека хана Утямыш-Гарая к своим верным казанским игенчеям и мелким хозяевам. До нас дошли известия о притеснениях, которыми измучили вас уланы и мурзы. И сеид Бу-Юрган подал нам свое ходатайство об освобождении вас от притеснений согласно законам святого сеида Мохаммед-Гали. И я решил — по хода- тайству сеида и с разрешения менлы Кул-Ашрафа — пожало- вать вас, верных моих: мелких хозяев — уравнением в правах с большими хозяевами, игенчеев же — свободой и землями притеснителей ваших и внесением в разряды согласно ваше- му выбору. Придите к нам — и вы получите от нас письмен- ные указы об этом...» Как я и рассчитывал, верные нам мелкие мастера быстро свергли тазикбашцев старого Магистрата и возглавили новый Тюмэн, а Галикай немедленно объявил себя нашим союзни- ком и пошел к Казани, обрастая по пути толпами восстающих игенчеев — кара-чирмышей и казанчиевских курмышей. Ему удалось занять крепость Биек-тау, и «бетле татары» принуж- дены были отодвинуться от Казани. Опасаясь удара арских ка- занчиев, освободившихся от присутствия значительной части повстанцев, алатцы вызвали на помощь русские войска. Они появились зимой, таща за собой огромные пушки. Их сделали для балынцев альманские (немецкие) мастера по образцу больших пушек Биктимера и его сыновей. Эти орудия могли стрелять ядрами по колено и в пояс взрослому человеку, и московский улубий Ибан по прозвищу Алаша надеялся с их помощью разбить казанскую посадскую стену... 130 тысяч русских двигались к Казани по льду Кара-Идели и Джунской (Нижегородской) дорогой, ободренные обещаниями алатских воров взять город «у робкой бабы» с первого же выстрела, как жалкую деревню Однако алатцы уверили смущенного улубия в отсутствии у казанцев больших сил, и русские все же подошли к Казани и начали сильный обстрел города. Во время него у Большого Тараса Булакской стены погибли мои дорогие друзья — сын Сафы Гази-Гарай и крымский посол Арслан Челеби... Мать Гази — Суфия — была дочерью сестры анчийского «Бата»..., перешедшего на службу Державе, и одного из потомков пос- леднего урусского бека Башту Даниля... Ее выкупили из плена в Багча-Болгаре (Бахчисарай) наши послы, среди которых оказался ее дво- юродный брат... Сафа, бывший тогда в Крыму, помог этому... Гази не испытывал никакого интереса к государственным делам, зато охотно выучился у меня стихосложению, а у Ис- кандера — рисованию и помогал мне в описании Казани. Под влиянием моих рассказов, он захотел поехать послом в Персию — но только лишь за тем, чтобы совершенствоваться в стихос- ложении... Сафа подозревал умного сына в намерении захва- тить пост улугбека и, стремясь напугать его, казнил любимого им воспитателя Байбека... Во мне с каждым днем все сильнее звучат слова юного Гази, которые он посвятил памяти доброго старика, философа и любителя стихосложения Байбека: Разве можно любить этот мир, зная, Что ты его в свой час оставишь? Лучше относиться к этой жизни, как к сну, После которого, по воле Всевышнего, Ты пробудишься для настоящей радости... После обстрела, который, казалось, мог разбудить и мер- твых, русские — с присущей им одержимостью — полезли на стены. Пленные балынцы потом рассказывали, что аль- манские юлдаши Алаши закрывали глаза, чтобы не видеть жуткой картины кровавого балынского приступа. Нашим тысячам воинов пришлось очень трудно, а когда крымские юлдаши вдруг дрогнули и оставили неприятелю часть Арской стены, началась страшная паника. Сююнбика вбежала ко мне с ужасным криком о помощи, презрев все обычаи. Тогда я вышел к ней в воинских доспехах и словами о том, что мы защищаем в городе не себя, а свою исламскую веру, власть менлы и ее сына, привел в чувство. Потом я заставил ее одеть алпарские (рыцарские) доспехи, взять в руки саблю и казанс- кий стяг и повел с собой к месту вражеского прорыва. На сте- не уже были русские, но кавэсцы и ополченцы, увидев нас, ободрились и сбили неверных с нее. Мы стали на ней, и были недвижимы даже тогда, когда урусы вновь полезли на стену и едва уже не хватали нас руками. Теперь, однако, в народе не было уже смятения. Многие жены и дочери мелких хозяев и кавэсцев облачились, по примеру бики, в доспехи, и вместе с отцами, братьями и мужьями бросились в схватку. В этот момент подошли черемшанцы Атны с примкнувшими к ним повстанцами и ударом из Арского леса заставили противника прекратить приступ. У нас пало полторы тысячи стрельцов и ополченцев, 300 черемшанцев, 500 крымцев и 2 тысячи про- стого люда. У неверных — 30 тысяч воинов.
Между тем уже в следующем, 1551 году , после постройки русскими Свияжска как форпоста для нового похода, политическая ситуация сложилась так, что Казань не могла больше сопротивляться российскому завоеванию. Мурзы и князья принимают под давлением Москвы предложение посадить на казанском престоле Касимовского хана Шах Али, но что делать с малолетним Утямыш Гиреем и его матерью? Повествует «История Казани» Медлить больше было нельзя и не имело смысла, поэтому Ядкар приказал Сююнбике вместе с сыном покинуть Казань и ввел в Казанском иле прямое канское правление. Намест- ником своим менла назначил преданного ему Кучака... Сю- юнбика отказалась подчиниться приказу кана и была взята Кучаком под стражу. В Казань направился с 8-тысячным че- ремшанским войском Ядкара Япанча, но на пути был внезап- но атакован и разбит Галикаем и примкнувшим к нему — с тысячным отрядом — Бибарысом. В этой стычке упал с коня и был напрасно растоптан престарелый башкортский улугбек — сын Саид-Ахмеда Бегиш. Ногайский улубий Исмаил тут же захватил провинцию Башкорт, изгнав из этого иля сына Беги- ша Альзям-Бирде. Попытка Ядкара укрепить свое положение в Казани, таким образом, была сорвана, и ободрившиеся алат- цы опять двинулись к городу. Их усилие было подкреплено ба- лынским отрядом из 300 русских и 700 чувашей. Мятежники стали тремя станами на Козьем лугу, но Кучак ночью вытащил из Шахри Газана несколько легких пушек и на рассвете ударил из них по ним. Враг в ужасе бросился бежать, но ускользнуть удалось лишь конным алатцам. Русские и чувашские пехотин- цы бежали медленнее и все были растоптаны Мохаммедом... После этого из Биектау к Казани устремились Галикай с Биба- рысом, вздумавшие освободить Сююнбику с сыном. Беднота, любившая свою заступницу-бику и называвшая ее Сююмби- кой, открыла ворота внутренних посадов и вместе с вошед- шими в город повстанцами бросилась в Шахри Газан. Будиш не решился ударить по ним из орудий, и повстанцы прорва- лись к месту заключения Сююнбики — Ханскому Двору. Я, удалившийся в знак недовольства арестом бики в тюрбэ отца, слышал уже торжествующие крики игенчеев совсем рядом. Но не знавший чувства страха Кучак хладнокровно велел Бай- гаре стрелять из пушек, поставленных в воротах двора, и их ядра заставили повстанцев очистить город. Встревоженные этим нашествием Кучак и Мохаммед донесли Ядкару о бедс- твенном положении Казани, и менла велел Кучаку вывезти из города семью хана, меня и все ценности. Вот как описано это в сочинении Ивана Глазатого Вшед же к ней воевода с велможами казанскими в полату, и ста пред нею.., и рече ей слово тихо и честно, толком: "Поймана оси, волная царица казанская.., буди готова скоро с нами пойти". Она же разуме толком речь его и против отвещав слова сего, воспрянув от высокого места своего царьского, на нем же сидяше, и ста подцержима под руце рабынями ея, и умилно с тихостью отвещав: "Буди воля божия и самодержьцева московскаго", и после заразися о руки рабынь, поддержащих ю, и пусти глас свой с великим плачем и подвизающе с собою на плач и то бездушное камение. И тако же и честныя жены и красная девица в полате у нея многоплачевный глас на град пущаше, и лица своя красныя деруще, и власы рвуще, и руце и мышцы кусающе".) Дальше-по рассказам русских летописей: Узнав про арест Сююмбике - как было уже сказано выше, весьма популярной в народе, - горожане предприняли попытку прорваться на ханский двор и освободить ее, однако были отбиты и разогнаны по домам. Царице было дано 10 дней на сборы, по истечении которых "поиде воевода из Казани, за ним же поведоша царицу из полат ея, во след его воеводы, несущи ея под руце, а царевича, сына ея, пред нею несоша на руках пестуны его". Поплакав на могиле Сафа Гирея и простившись с Казанью, Сююмбике была посажена в возок и, провожаемая "всем градом и народом грацким", привезена к стругам. Сама она идти уже не могла; ее перенесли на судно на руках и, "положиша... на... постели", отчалили. Ее везли долго, с остановками в Свияжске, близ Васильсурска, в Нижнем Новгороде. Затем, переправившись в Ока-реку, долго стояли у Мурома, Владимира и, наконец, прибыли уже сухопутьем в Москву. По дороге Сююмбике предприняла попытку самоубийства, которую успел предотвратить неотлучно находившийся рядом сторож-пристав. /продолжение следует/
Вот что пишут современные татарские историки о последнем годе жизни Мухамедьяра Бу-Юргана: В марте 1552 года Москва разорвала унию с Царством Казанским и заставила Шах-Гали выехать в Московию, после чего московское войско вместе с некоторыми улана- ми и «татарами» двинулось к Казани, чтобы занять ее. По- нимая, что победители в любом случае произведут резню мусульманского населения, Мухаммедьяр, как ка- занский сеид, призвал «Тюмэн» дать отпор коварному врагу. «Тюмэн» быстро созвал ополченцев, которые, по приказу Мухаммедьяра, закрыли ворота Казани и призвали на по- мощь войско Кул-Ашрафа. Московское войско, увидев ре- шимость казанцев сражаться, отступило, и в Казань вошел отряд Кул-Ашрафа. В мае 1552 года Мухаммедьяр безоружным отправился на корабле в город Болгар, чтобы вознести молитву Всевышнему за спасение Булгарской державы, но у города попал в засаду московского отряда Северги Баскакова и был изрублен вра- гами. Булгарское войско, брошенное спустя некоторое время на поиски Мухаммедьяра, разгромило московский отряд, и Северга Баскаков с тридцатью другими своими воинами был казнен за свое преступление в Казани. Но это уже не могло вернуть к жизни великого булгарского патриота и поэта. В жизни Мухаммедьяр Бу-Юрган испытал немало при- теснений, горя и лишений, но не ожесточился и всегда помо- гал не только своему народу, но и другим народам, в том чис- ле и русскому. Задолго до своей гибели Мухаммедьяр стал в глазах булгар национальным героем. Его останки, как гласят предания, были погребены в Царской усыпальнице рощи му- сульманских мучеников в городе Болгаре — рядом с могилами Кул Гали, его потомка хана Габдуллы, эмира Азана, хана Тах- тамыша, хана Улуг-Мухаммеда… /продолжение следует/
Да, не удивляйтесь появлению имени Тохтамыша в этом списке, ведь в нашу историю он вошел лишь как злодей, разоривший Москву в 1382 году.Мухамедьяр же в своей "Истории Казани" сохранил такие слова своего предка: Сам же хан был вначале очень самонадеян и полагался целиком на свои силы. Только потом, когда хан потерял Ногайскую орду, он понял всю тщету человеческих усилий, не поддерживаемых Всевышним, и совершил хадж в Великий Болгар и обошел положенное количество раз мина- рет «Эль-Хум». У мавзолея кана Шамгуна он вдруг попросил зятя (эмира Би-Омара): «Если я буду призван к себе Всемогущим, то пусть здесь в память обо мне будет поставлен камень с надписью «Тюрк- мен Мохаммед» — ведь так звал меня отец. И пусть тот камень считается моей могилой даже в том случае, если тела моего под ним не будет. Что тело — оно лишь временно облекает бессмертную душу, а она после моей земной смерти пойдет на суд Всевышнего отсюда. Я имею на это посмертное право — ведь я при жизни был ханом Кыпчака и Булгара» В одной из частей "Джагфар Тарихы", за достоверность которой нет оснований ручаться так же, как за летописи Гази-Бараджа и Бу-Юргана,сообщается о том, что Тохтамыш получил в Багдаде утонченное образование.
А Сююмбике привезли в Москву В Москве ее определили во дворец, к царице Анастасии Романовне, которая хоть и встретила ее ласково, как подругу и ровню, а все же название всему этому было - плен. После падения Казани, дабы устранить опасность реставрации ханства под знаменем Сююмбике или ее сына (а по словам современника тех лет и непосредственного участника всех событии, воеводы Ивана Грозного князя А.М.Курбского, таковая опасность была вполне реальна, потому как, по его словам, "оставшие князие казанские... аки шесть лет после взятия Казанского... не токмо на град Казанский приходяще с великих лесов (Арских и Ветлужских), но и на землю Муромскую и Новаграда Нижнего наезжают и пленят..."), бывшую казанскую царицу выдают замуж за Шах-Али, причем брак этот, похоже, не был добровольным ни с одной, ни с другой стороны. Еще до их свадьбы Шах-Али выдал дочь Джан-Али, свою племянницу, которая до 1551 года была под опекой Сююмбике, замуж за астраханского царевича Хайбуллу, а в январе 1553 года у Сююмбике отобрали и сына, крестив его в Чудовом монастыре под именем Александр и определив на проживание при дворце русского царя. Русское правительство писало ее отцу, князю Юсуфу: "Сына ее Утемешь Кирея царя ей же кормити дали... А Утемешь Кирей царь как подрастет, и мы его хотим тогда юртом устроити", т.е. дать ему удел, но после взятия Казани 7-летний ребенок был разлучен с матерью. 8 января 1553 года он был крещен в Чудовом монастыре с именем Александра, - "и царь благоверный пожаловал царя Александра Сафакиреевича, велел жити у себя в царском своем дому, и повеле его учити грамоте, понеже юну ему сущу, да навыкнет страху божию и научится закону христианскому". В конце 1553 г. Иван IV сообщал князю Юсуфу, что "внука его у себя держим за сына место"283. Несмотря на это, Утямыш-Александр прожил недолго и умер в Москве 11 июня 1566 года, в возрасте 20 лет. Он был погребен с членами царской фамилии в Архангельском соборе в кремле. Шахгали-хан жил с Сююнбикей плохо, в ссорах и перебранках. В конце концов, он отправил ее в Москву как пленницу и сдал русским властям. Предание сообщает о том, что перед отъездом в Москву Сююнбикя ходила проститься со своим вторым мужем Сафагиреем, у могилы которого она приказала построить соборную мечеть, произносила проникновенные слова, проливала кровавые слезы, читала печальные стихи. В Москве Сююнбикя прожила недолго. Говорят, что она скончалась от горя и печали. Год ее кончины точно не известен. По-видимому, это произошло не позднее 964 (1557) года, когда ей было около 37 лет. Некоторые говорят также, что скончалась она в городе Касимове. Проект выдать Сююн-Бике за Шах-Али возникал у русского правительства еще в 1550 году и затем вновь в феврале 1552 г., о чем оно известило ее отца, князя Юсуфа. В мае 1552 г. князь Юсуф просил выдать Сююн-Бике и Утямыша ему, но русское правительство ответило: "И мы для Юсуфа князя и вас для всех царицу жалуем, а хотим ее дать за Шигалея царя того для, чтобы вы о том порадовались". В июне Иван IV писал мурзе Измаилу: "Прислал еси к нам просить Юсуфовы дочери Сююнбек царицы, чтобы нам ее к вам отпустити. И мы ее хотели к вам отпустити. И Шигалей царь нам бил челом, что и Сююнбек-юрт (удел) его, что была за братом его за Еналеем царем, и по вашему закону пригоже за ним быти. И мы вашу дружбу к себе попамятовали. Сююн-бек царицу полонянкою не захотели держати. Учинили есмя царице добрую честь для вас, и дали ее за брата своего Шигалея царя, и Отемиш Кирея царя дали есмя ей же кормити. И вы б, слыша то наше добро к себе, порадовалися". Отцу и брату Сююн-Бике русское правительство даже писало, что Сююн-Бике по собственному желанию вышла за Шах-Али. Этот брак был, разумеется, не добровольным и обусловливался всецело политическими расчетами: русское правительство хотело устранить Сююн-Бике и ее сына от видов на казанский престол, соединивши этих представителей Крымской династии с верноподданным касимовским ханом. Сам Шах-Али едва ли любил Сююн-Бике, так как после низложения ее, в 1551 году, когда возникал аналогичный проект, он "у себя ее держати не захотел", и Сююн-Бике была отправлена вместе с сыном в Россию. До князя Юсуфа доходили тревожные слухи, будто Шах-Али, по приказанию Ивана IV, замучил Сююн-Бике до смерти, отрезал ей нос и т.п., и по этому поводу между русским и ногайским правительствами возникла целая переписка. Русское правительство решило отправить ногайских послов в Касимов, где они лично убедились бы в невредимости Сююн-Бике. Иван IV писал при этом Шах-Али: "Писали к нам Исмаил мирза и Касай мирза и Юнус мирза — сказали де Юнусу князю, будто бы, брат наш, по нашему слову Сююнбек царицу казнил, носа ей срезал и поруганье великое учиня убил ее до смерти. И того для де Юсуф князь на нас гневается, послов и гостей к нам не посылает. А наши казаки Бахтеяр Баимаков с товарищи нам сказывали тоже, будто сказали Юсуфу князю, что дочь его казнена. А вожь Сююндюка Тулусупова Карамыш Мустояпов нам сказывал, что Сююнбек-царицына мать сама ему говорила, что дочь ее казнена. И мы нынче ногайских послов отпустили в Ногаи, а Юнус-мирзину человеку Зиен-Алею, да Али-мирзину человеку Бахты-Гильдею велели есмя заехать к тебе. И как Юнус-мирзин Зиен-Алей и Бахты-Гильдей к тебе приедут, и ты б ему велел быти у себя да и у царицы бы если у своей у Сююнбек велел им быти, чтобы они ее видели, и отпустил бы еси их из Городка с ногайскими послы вместе. А будет Сююнбек царице пригоже от себя к отцу и к матери своей послати грамоты о своем здоровье известити и о их здоровье вспросити, и ты бы ей велел послати грамоты, каковы пригоже быти, да и поминок, что пригоже", но при этом русское правительство требовало представления копий с писем Сююн-Бике к ее родителям, а также с писем Шах-Али к его тестю, если хан пожелает ему написать. Шах-Али был ханом Касимовским до конца своих дней. В июле 1553 года он был вызван в Коломну, ввиду ожидавшегося нападения крымских татар. С осени 1553 до конца 1557 г. он жил безвыездно в Касимове, в конце же этого года, при начале Ливонской войны, Шах-Али был призван в армию и отправлен на фронт. "Войска наши в январе 1558 г. вступили в Ливонию, произвели в ней страшные опустошения, подходили к Дерпту, несколько раз разбивали немцев, были недалеко от Ревеля и Риги и наконец, обремененные добычей и обагренные кровью, в феврале вышли обратно на русскую границу". Немецкие современники — Генинг в "Liftlendische Churleddische Chronica" и Бреденбах в "Livonica historiae compendiosa series", а также их последователи Hiarn, Kelch и др. приписывали Шах-Али все жестокости, совершенные русскими при завоевании Ливонии. Более правильный взгляд высказал Б.Руссов в "Chronica der Provintz Lyfflandt", в которой он говорит об опустошениях, произведенных в Ливонии русским войском под начальством Шах-Али, но прямо его не обвиняет и не приводит примеров его жестокости. Рижский бургомистр Франц Ниенштедт в "Liflandishe Chronik" даже хвалил Шах-Али и называл его человеком разумным: "Dieser war ein ansehnlicher, grosser Mann von Persohn, und auch verstandig und bescheiden" ("он был значительной, важной особой, а также разумным и умеренным").Летом 1558 года Шах-Али был вызван в Москву, и здесь ему был оказан почетный прием, как герою победоносной войны, а затем он возвратился в Касимов. Возвратившись в Касимов, Шах-Али зажил своею прежней спокойною жизнью. Чуть ли не безвыездно пробыл он в Городке вплоть до начала 1562 года. В 1562 году он опять был призван в армию и двинут на польский фронт, в Смоленск. "По приходе в Смоленск, хан должен был прибывшее с ним войско отправить... воевать Литву, ему же самому велено было оставаться в городе. В конце 1562 года Шах-Али участвовал в походе, предпринятом самим Иваном IV и увенчавшемся взятием Полоцка; вероятно, вместе с царем он возвратился в Россию, в 1564 году он стоял в Вязьме, из Вязьмы был передвинут в Великие Луки, где и провел зиму 1564-65 гг. Вскоре затем он был демобилизован, вероятно, вследствие нездоровья. По возвращении в Касимов он прожил недолго и скончался 20 апреля 1567 года. Шах-Али умер бездетным. Одно время при нем жила племянница, казанская царевна — дочь Джан-Али, которую он принял к себе в дом и воспитывал как дочь. В 1550-52 гг. ее сватал ногайский мурза Измаил за своего сына, но свадьба эта не состоялась, так как русское правительство не разрешило выдать казанскую царевну за границу. В мае 1552 года царевна была выдана замуж за астраханского царевича Хайбуллу, выехавшего на службу в Россию и получившего в управление г. Юрьев. А вот как описан посдедний период жизни Сююмбике в «Джагфар тарихы» В Артане (Прибалтике) наши сражались так доблестно, что удостоились многих наград от московского улубия. А Ахмед-Бахадир, пленивший альманского (германского,т.е.тевтонского) бека, был с 5 тысячами своих в 1569 году отозван в Москву для охраны самого Алаши (Ивана 4-го) от взбунтовавшихся против него бояров. Сеид-эмир Хусаин был этим сильно возмущен и велел сардару вернуться в Державу, но улубий (Иван 4-й) уговорил его остаться в обмен на огромное жалованье. В 1570 году корпус Мохаммед-Бахадира участвовал в походе на Галидж (Новгород) и разгромил этот город в отместку за участие галиджийцев во взятии Казани. На обратном пути сардар узнал о намерении улубия перебить его войско и бежал в Державу через Хан-Керман (Касимов). Тамошние бояры не решились помешать его проходу. От моджарских булгар он узнал, что Сююмбику, ставшую младшей женой Шах-Гали из-за нежелания принимать крещение, отравили по приказу Алаши ее слуги-татары. Еще раньше был отравлен сам Шах-Гали. И хан, и его жена были отравлены потому, что Алаша опасался их перехода на службу сеид-эмиру Булгара вместе с моджарскими булгарами и союзными с ними ногайцами. Таким образом,по этим данным, Сююмбике закончила свой путь между 1567 и 1570 гг. /продолжение следует/
Но жизнь царицы продолжилась в народных легендах. Так, одна из них приписывает Сююмбике совсем другую биографию. Она якобы была редкостной красавицей, и когда Казань была взята русским войском, Иван Грозный захотел жениться на прекрасной ханше. Отказать царю, известному своим крутым нравом, Сююмбике не решилась, боясь за судьбы своих подданных. Поэтому она согласилась выйти замуж при условии, что царь за 7 дней воздвигнет башню «до самого неба». Что тот и сделал. Каждый день вверх возносился новый ярус сооружения, и через неделю башня была готова. Перед отъездом Сююмбике взошла на башню, чтобы проститься с родным городом, да и бросилась с высоты на острые камни. Сохранилась и предание о том, что перед свадьбой пленная царица приготовила нелюбимому Шах-Али хану в подарок отравленную одежду. Но искушенный Касимовский правитель приказал одеть одежду прежде на своего слугу, отчего тот немедленно умер… А вот уже современная легенда-от Касимовских экскурсоводов по местам, связанным с историей Касимовского ханства: "После того как Иван Грозный в 1552 году взял Казань, решилась и судьба Сююмбике (ни с какой башни она не прыгала!). В это время она жила при царском дворце в Москве. Упорно отказывалась принять христианство и надеялась на помощь своего отца Юсуфа, который вел с царем переговоры, прося вернуть ему дочь. Однако Иван Грозный приказал Шах-Али взять в жены непокорную царицу. Тот и увез ее в город Касимов, хотя «не любил ее, несмотря на ее красоту, и жила она у него запертая, в отдельной и несветлой комнате, словно в темнице, и не сходился он с нею спать…» Ее малолетнего сына царь оставил при дворе, дав ему имя Александр. Велел обучить русскому языку и русским обычаям. Но в 17 лет росший сиротой царевич умер." - Посмотрите в окно, - попросила Татьяна Алексеевна, указав на гробницу Шах-Али, которая располагалась к юго-западу от мечети, где мы находились. Вдали среди деревьев, запорошенное снегом, виднелось небольшое по нынешним временам строение-гробница (текие). Гробница представляла собой каменное строение в форме небольшого прямоугольника. Над дверью, которая ведет в усыпальницу, вмазана каменная доска с надписью на арабском языке. Исследователь Вельяминов-Зернов, изучавший в 19-м веке надписи на остатках надгробий мавзолея, установил, что в нем захоронены сам Шах-Али, его любимая жена Булак-Шад и шесть родственников. Девятая же могильная плита оказалась безымянной… Может, она случайно попала в мавзолей? Экскурсовод несколько минут молчала. А потом загадочно продолжила в напряженной тишине: - Существует предание, будто хан, похоронив не выдержавшую домашнего заточения Сююмбике, не велел писать на надгробии ее имени, чтобы оно окончательно стерлось из памяти потомков... Кстати. Насчет того, где и когда умерла Сююмбике, существуют разные версии. Профессор Урманчеев систематизировал их и пришел к выводу, что наиболее вероятной датой смерти царицы был 1557 год. Пленнице тогда было 38 лет. И возможно, она действительно захоронена в мавзолее Шах-Али в Касимове под безымянным камнем. Сохранились в татарской литературе и предания о Мухамедьяре: Говорят, мела (мулла) Бу-Юрган (великий булгарский поэт XVI в. Мохаммедьяр), узнав о «лежбище» паломников возле мечети «Амет», предложели сеид-эмиру Мамеду загородить это место высоким забором. Мамед задумался, но вдруг с серьезным лицом предложил: «А что если мела Бу-Юрган сам помолится на этом месте? Если он не заснет — тогда пусть смело огораживает то «лежбище» , а если сам уснет — то оставит то место паломникам». Сеид-эмиру понравилось предложение младшего брата, и он принял его. Бу-Юрган, сопровождаемый своими учениками, с досками для забора, отплыл из Газана (Казань) в Яр-Чаллы в караване судов. Он неоднократно говорил ученикам, что разговоры о могуществе Джумбарадж (место,где беспричинно засыпали даже самые стойкие люди) — мерзкая выдумка закоренелых язычников и отступников. Однако, по прибытию в Яр-Чаллы, Бу-Юрган решил молитву на заколдованном месте на всякий случай прочитать днем, дабы уж точно не заснуть. Встав возле мечети «Амет» вместе с толпой учеников, мела громогласно стал молиться. Имам мечети «Амет» Сулейман аль-Бакири потом рассказал мне, что при выходе из мечети увидел мирно спящих возле нее Бу-Юргана и его учеников.Когда вечером они пробудились, Бу-Юрган умиротворенно произнес: «Велики чудеса Всевышнего!» — и отбыл с учениками в гостиницу здешнего караван-сарая. Он предположил, что после дневного сна они ночью спать не будут, и решил провести ночное занятие. Но прямо во время занятия вся компания уснула крепким сном. На следующий день Бу-Юрган передал привезенные доски на ремонт медресе «Булгария» и отбыл в Казань Да и свидетельства о его гибели достаточно противоречивы, сохранилась переписка между русским царем и Ногайским князем: В июне 1549 года царица Сююнбике направляет Мухаммедьяра своим представителем в Москву. Но дипломатическая миссия из Казани по пути в Москву загадочно пропадает. Правитель Ногайской Орды Юсуф письмом от 28 июля 1549 года обращается к Московскому правительству с вопросом о судьбе представительства и просит вернуть переводчика Мухаммедьяра обратно на родину. В своем ответе от 8 августа 1549 года Великий князь Иван Васильевич бесцеремонно отвечает, что «Магмедьяра толмача Казанского убили наши люди в Муроме». Известно,что к событиям завоевания Казани Елина Ивановна и Николай Константинович Рерихи проявляли особый интерес, поскольку последний казанский правитель Едигер после крещения женился на дочери боярина Голенищева-Кутузова,и одна из картин великого художника посвящена «казанскому взятию». В споре о времени строения башни эта картина приводится как аргумент сторонниками версии о том, что башня была построена еще в период ханства. На "Покорении Казани" изображена башня Сююмбике. События происходили в 1552 г. Учитывая, что Рерих был величайшим художником-интуитивистом, как называл его М. Горький, нельзя отмахнуться от того факта, что исторически башня уже была в то время. Так художник помогает решать научные споры о времени создания башни. И вот еще что рассказывают о башне. Где-то во второй половине семнадцатого века в Казань приехал боярин Лопухин, дочь которого была замужем за Петром 1 и которую царь отправил впоследствии в монастырь. Его заинтересовала башня Сююмбике как аналогия трагических судеб царицы казанской, высланной по приказу Ивана Грозного из Казани, и царицы русской, отвергнутой царем. Под впечатлением архитектуры удивительного здания (некоторые ученые считают, что оно имело астрономическое значение в прошлом) и нахлынувших чувств боярин строит такую же башню у себя в усадьбе под Москвой. Интересно, что именно в усадьбе Лопухиных в Москве по выбору младшего сына Рерихов Святослава Николаевича Рериха и по указанию М.С. Горбачева началось строительство в 1990 году общественного музея им. Н.К. Рериха И вот еще мнение современных историков о причинах популярности Сююмбике: Дочь Юсуф мурзы ,"центральная фигура эпохи, - как писал М.Г.Худяков в своих "Очерках", - самая популярная личность из исторических деятелей Казанского ханства" Сююмбике. Образ ее запечатлен даже в старинных народных русских песнях. Так, в одной из книг, посвященных последним годам существования Казанского ханства, есть такие строки: "Среди было казанского царства, что стояли белокаменны палаты. А из спальни белокаменной палаты ото сна тут царица пробуждалося". Наряду с этим, а возможно, и причиной такой популярности Сююмбике было то, что "центральная фигура эпохи" с самого ее появления в Казани была жертвой. Вследствие обстоятельств или в угоду интересам определенных групп казанских вельмож ею жертвовали неоднократно. Ею пожертвовали и в 1533 году, выдав замуж за Джан-Али, обозначив тем самым его совершеннолетие и лишив честолюбивую Ковгоршад регентской власти; ею пожертвуют, как увидим дальше, еще не раз. Не случайно, еще при ее жизни, уже после падения Казанского ханства, когда Сююмбике была выдана за Шах-Али (опять жертва, ибо с новым замужеством Сююмбике устранялась возможность реставрации Казанского ханства), распространился слух, будто он, по приказу русского царя, отрезал ей нос, груди и замучил до смерти. Слух дошел до ее отца, и Юсуф даже снарядил в Касимов специальное посольство, чтобы убедиться в целости дочери. Не случайно и то, что, по одной из легенд, дошедших до нашего времени, Сююмбике заканчивает свою жизнь, бросившись с высокой башни на острые камни. Может, именно поэтому о ней слагали песни, до сих пор живы в народе легенды и сказания, а русские летописцы посвятили ей немало строк, что судьба ее печальна и трагична? Ведь о большинстве ханских жен, сестер и дочерей нам ничего не известно вовсе, даже имен их, похоже, никогда уже не удастся узнать. Следует сказать, что, несмотря на засилье в правительстве Казанского ханства выходцев из Крыма, личность самой Сююмбике была весьма популярна в народе. При чтении документов тех лет складывается впечатление, что Сююмбике, обладая, несомненно, большим умом и твердым характером, была в обращении с людьми, не обладающими властью и титулами, мягка и внимательна. Не могло не симпатизировать населению и то, что царица передала медресе при мечети Кул Шарифа - факт исторический - собственную библиотеку, которой мог воспользоваться любой хальф (учитель) или даже шакирд (ученик), проходивший обучение в данном (а может, и не только в данном) медресе. Помимо прочего, возможно, она взяла на себя содержание главной казанской мечети близ стен ханского двора, при которой был погребен Сафа Гирей, отчего, очевидно, мечеть и стоящая рядом с ней дозорная башня-минарет и получили ее имя, перешедшее затем на новую башню, стоявшую, по сведениям выдающегося ученого-археолога А.Х.Халикова, на месте старой и до сих пор известную как башня Сююмбике. Ну и, кроме того, Сююмбике была очень красива. Автор "Казанской истории", весьма нелестно отзывавшийся о другой казанской царице, жене хана Мохаммед-Амина, писал о Сююмбике, что "бе бо царица образом красна велми, яко не обрестися такой лепоте лица ея во всех казанских женах и девицах, но и во многих в русских на Москве, во дщерях и в женах в болярских и во княжнах". Могли ли они, поэт и правительница, рассчитывать на понимание современников? Но все силы своей души отдали они служению людям, и, оставив потомкам свои наставления, отправились к новым свершениям, в иных странах и эпохах. Читаем и помним: В сад души твоей соловушка влетел Ты послушай-ка его, чтоб он ни спел: «Нет цветов в саду, зато колючек – тьма. Гады ползают, повсюду – полутьма». И летал тот соловей и день и ночь В темноте, тоски не в силах превозмочь. Наконец, в саду нашел он базилик И сказал ему с любовью, напрямик: «О рейхан ,прекрасный, сладостный цветок, Как с колючками прожить ты столько смог? Пусть они исчезнут навсегда, мой друг, Семя же твое заполнит все вокруг. И тогда во всей красе сад расцветет, А его хозяин славу обретет. Гости часто будут сюда приходить, Отдыхать, богатый дастархан стелить. Ведь в уныние владелец сада впал, И репей колючий его доконал. Помоги ему, чем можешь, базилик! От измен колючих мрачен его лик. Муж разумный обращение поймет, Ну а недруг во вниманье не возьмет. Если ты вполне разумен, то скорей Семена цветов в саду своем посей! Превратится он в чудесный гулистан Будет славен как немеркнущий дастан. Кто узнал об этом правду, счастлив он. Так прими слова на веру, будь умен.
http://zavtra.ru/content/view/geroj-dlya-novorossii-/ "... «ЗАВТРА». И кто из исторических личностей мог бы претендовать на роль национального героя? Олег КУЗНЕЦОВ. Наиболее подходящей фигурой является князь Дмитрий Иванович Вишневецкий, выдающий военный и административный деятель восточноевропейского Средневековья, личность одинаково значимая для истории как русского, так и украинского народа. Он происходил из рода великого князя Литовского Гедимина, а земельные владения его фамилии располагались на современной Тарнопольщине, в историческом сердце Волыни. Князь Дмитрий и его ближайшие родственники на протяжении нескольких поколений известны в истории как ревностные защитники и поборники Православия. Его отец, князь Иван Михайлович от имени православного боярства Великого княжества Литовского подписал Городельскую унию 1521 года, согласно которой русской православное население и дворянство в этой стране было уравнено в правах с католиками. Князья Вишневецкие из своих владений выделили земли, на которых была основана Свято-Успенская Почаевская Лавра, и на протяжении полутора столетий были ее попечителями и покровителями. С именем князя Дмитрия неразрывно связано создание системы пограничной службы на границе с Диким Полем в Речи Посполитой и Московском царстве, крещение племен адыгов на Северном Кавказе в 1558-1560 гг., несколько походов против владений Османской империи и Крымского ханства в степях Северного Причерноморья, проходивших, в том числе, по рекам Псел и Северный Донец, т.е. как раз по территории Новороссии. Русские и польско-литовские летописи донесли до наших дней известия о его победах на Днепре, Айдаре и под Азовом, названия которых сегодня вновь связаны с Новороссией, и во всех этих сражениям враги христианства были повержены. Основу его войска составляли днепровские и донские казаки, отказывавшиеся служить польскому королю или московскому царю, считавшие его своим предводителем, с его именем связано строительство в 1554-1556 гг. на острове Хортица за днепровскими порогами первого пограничного замка, который через два столетия украинские историки назовут «первой Запорожской Сечью». Турецкий султан Сулейман I Кануни (Великолепный) считал князя Дмитрия Вишневецкого своим персональным врагом, а в османском военном делопроизводстве ему было дано специальное прозвище «Дмитрашка», в связи с чем следует отметить, что после него собственных прозвищ удостаивались впоследствии только гениальные русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов. Венцом жизненного пути князя Дмитрия стала мученическая смерть на мясницком крюке в Стамбуле, которой он был подвергнут после того как в результате предательства попал к османам в плен. В первое десятилетие государственной независимости Украины образ князя Дмитрия Вишневецкого начал было активно использоваться официальным Киевом в качестве одного из символов новой государственности, нравственного идеала и примера для подражания. Но по мере постепенного скатывания украинской политики и общественной мысли в смрадное болото ультранационализма и неоязычества на смену образу князя Дмитрия Вишневецкого – борца на безопасную жизнь русских и украинских христиан и ревнителя Православия в истинном понимании его вероучения, пришли другие персонажи, являвшиеся, как и сам князь, уроженцами западных территорий современной Украины, которым были чужды идеалы православного человеколюбия и самоотречения. Все эти бандеры, шухевичи, телиги, стуси, коновальцы и проч., от военных преступлений которых ужасались даже нацисты, на фоне примера жизни, полной военными подвигами, и нравственного служения князя Дмитрия Вишневецкого выглядели по-людоедски карикатурно, убого и ничтожно, ровно так, как выглядит сегодня большинство персонажей украинской «большой политики». ... "
Рекомендую прочитать январский номер журнала "Историк", №1 за 2017(№25). Статья "Ни в одной другой армии мира" рассказывает о поиске тех советских воинов, кто, подобно, Александру Матросову, закрыл собой вражескую амбразуру или совершил иное самопожертвование подобного типа. Специальным обществом установлено 445 таких бойцов(люди), из которых звание героя получили 161. Среди низ три женщины. А 14 таких людей смогли выжить, приведены 2 невероятные истории. В списке героев люди разных краёв и народов. Кроме того, упомянуто, что подобные подвиги совершали и собаки. Например, пёс Север, который сам кинулся на фашисткого пулемётчика и ценой жизни дал нашим бойцам спасительную паузу. Отвечая на вопрос журналиста, руководитель поисковиков сказал, что ни в одной другой армии, сражавшейся во Второй Мировой, подобных примеров не зафиксировано... Ни среди немцев, ни - их союзников, ни - союзников наших по коалиции, ни - в польской Армии Крайовой... Статья "Казнённые в хмурый день" - снова ликбез по вопросу о Зое Космодемьянской и Вере Волошиной, по-прежнему не лишний для современных масс. Газета "Аргументы и факты" в 90-е была зачинателем искажения фактов о подвиге девушек. (заодно, статьи о Иване Грозном, статья о медийной войне против Николая Второго и русской монархии, и другое)
"...«Он умер трижды - и родился четырежды. У него было пять имен, две матери и два отца. Он был агрономом, офицером, шахтером, рабом, политическим деятелем и заключенным. Будучи коммунистом, он стал «правой рукой гестапо», в лагере Бомон ему удалось быть одновременно «капо» и партизаном, защищать Францию на Донце, а Россию - на Луаре, командовать немцами, русскими, украинцами, поляками, чехами, сербами и французами. Его знают тысячи людей от Урала до Пиренеев, его памятники стоят под Киевом и Парижем. Малой толики его дел хватило бы, чтобы наполнить иную столетнюю жизнь, однако ему самому в день смерти было только двадцать четыре года...». ..." читать : https://zen.yandex.ru/media/moypolk/vas ... 00a819a1e5
